ДОН-АМИНАДО (наст. Фам., имя Шполянский Аминад Петрович/Аминодав Пейсахович; псевд. Гидальго, Ама, Вероника К., Страшноватенко и др.)

(25.4.1888, Елизаветград — 14.1 1,1957, Париж) — поэт, прозаик. Родился в мещанской семье. 20.1.1920 из Одессы эмигрировал в Константинополь. Вспоминая минуты отъезда, Дон-Аминддо писал: “Все молчали. И те, кто оставался внизу на шумной суетливой набережной. И те, кто стоял наверху на обгоревшей пароходной палубе. Каждый думал про свое, а горький смысл был один для всех: “Здесь обрывается Россия над морем черным и глухим”. Из Константинополя через Марсель приехал в Париж, где прожил все оставшиеся годы. Эмигрантский период творчества Дон-Аминддо оказался особенно плодотворным. Сборники стихов и прозы “Дым без отечества” (Париж, 1921), “Наша маленькая жизнь” (Париж, 1927), “Накинув плащ. Лирические сатиры” (Париж, 1928) продолжали классическую традицию русского юмора с его состраданием к “маленькому человеку”, но эта тема трансформировалась применительно к эмигрантскому зарубежью. “Дым без отечества” щиплет глаза, туманит сознание его героя, злой скепсис разочаровавшегося в революции либерального интеллигента превращается в мировую вселенскую скорбь. Прежний мир хрустнул и раскололся, “как маленький орех”, поэтому герой Дон-Аминддо, близкий самому автору, не верит ни в народ, ни в высокое искусство. Книга “Наша маленькая жизнь” посвящена расколу эмиграции на партии и группки, ожесточенно спорящие о “способах спасения Руси”; сатира достигает здесь наибольшей остроты, сарказм и горестная ирония преобладают. Рассказывая о трудной жизни русского эмигранта в Париже (цикл “Бескрылые дни”), поэт замечает “испивших последнюю каплю”, “стоящих на самом краю”, “маленькая жизнь” русской колонии раскрывается как бесконечная цепь унижений и страданий. Поэт показал духовный кризис интеллигенции, оставшейся без родины, оторванной от народной почвы. Назвав Дон-Аминддо “совершенно замечательным поэтом”, М.Цветаева писала ему: “Вся Ваша поэзия — самосуд эмиграции над самой собой... Вы каждой своей строкой взрываете эмиграцию”. Лирический герой сборника “Накинув плащ” — романтический бродяга, странник по Вселенной. Характерное для ранней поэзии неприятие пошлости и бездуховности, критика мещанства затуманены налетом ностальгии. Автор грустит о старом быте, унесенном войной и революцией, испытывая нежность даже к мещанской провинциальной жизни с исправником и “тещей”. Заметив сильную лирическую струю в сатирических произведениях Дон-Аминддо, Бунин писал в 1927: “Дон-Аминадо гораздо больше своей популярности (особенно в стихах) и уже давно пора дать подобающее место его большому таланту — художественному, а не только газетному, злободневному”. С годами желчная интонация первых эмигрантских сборников сменилась более мягкой, юмористической. Д.-А. призывал к бодрости и стойкости, советовал соплеменникам “не шляться с мордой освежеванного кролика”. В 1920-30-х он активно сотрудничал в берлинских и парижских изданиях, редактировал детский журнал “Зеленая палочка” (1920-21), печатался в газетах “Свободные мысли”, “Последние новости”, журналах “Иллюстрированная Россия”, “Современные записки”, “Скифы” и др. В газете “Последние новости” из номера в номер появлялись его остроумные фельетоны на злобу дня, смысл которых можно охарактеризовать названием стихотворной сатиры “Всем сестрам по серьгам” (отд. изд. Париж, 1931). А.Седых писал: “В стихах Дон-Аминадо был лиричен. Его проза напоминала удары рапиры”. Светлым юмором окрашены лишь детские произведения Дон-Аминддо (“Рассказ про мальчика Данилку, серую котомку и еще что-то”. Берлин, 1922). Критики ставили ему в заслугу создание образа “денационализированного” эмигрантского мальчика Коли Сыроежкина. В 1931 Дон-Аминддо стал ведущим сатириком русского зарубежья, возглавив возобновленный в Париже журнал “Сатирикон”, но, как писал Л.3уров, Дон-Аминддо “в жизни был талантливее своих фельетонов. Остроумие, как и жизненная энергия, казались в нем неистощимыми, у него была все эмигрантская известность”. Вышедшая в 1935в Париже книга “Нескучный сад” содержала, наряду со стихами, циклы афоризмов под общим заглавием “Новый Козьма Прутков” (“Похвала глупости”, “Российские крестословицы”, “Любовь к ближнему”, “Философия каждого дня” и др.). С помощью сатирического парадокса и иронического каламбура подвергались переоценке все жизненные критерии и моральные ценности, выворачивался “наизнанку” расхожий катехизис мещанской морали. Предшественник автора этих афоризмов — не столько простоватый тугодум Козьма Прутков, сколько блестящий Оскар Уайльд. Творчество Дон-Аминддо было замечено на родине: перепечатывая ряд произведений, журнал “За рубежом” назвал его “одним из наиболее даровитых уцелевших в эмиграции поэтов”, заметив, что в его стихах “отражаются настроения безысходного отчаяния гибнущих остатков российской белоэмигрантской буржуазии и дворянства”. В том же духе выдержаны отзывы М.Горького о Дон-Аминддо: он считал его подлинным выразителем настроений эмиграции (“человек неглупый, зоркий и даже способный чувствовать свое и окружающих негодяйство”). В последние годы жизни Дон-Аминддо все чаще обращал свой взор к России, размышляя о ее исторических судьбах и судьбах своего покаяния. В книгу “В те баснословные года” (Париж 1951), наряду с лирическими стихотворений о дореволюционной России и картинками эмигрантского быта, вошли “Афоризмы Козьмы Пруткова”. В отличие от предыдущих они более философичны: исчезли злободневные намеки на Гитлера и Сталина, появились общечеловеческие мотивы и ностальгические ноты. В этот период Дон-Аминддо приходит к горестному выводу, что “цена изгнания есть страшная цена”. Эта мысль доминирует в книге воспоминаний Дон-Аминддо “Поезд на третьем пути” (Нью-Йорк, 1954; М., 1991), где повествование о жизненном пути автора, характеристика литературно-художественной жизни России и русского зарубежья даны сквозь призму мироощущения эмигранта; “Бури. Дерзанья. Тревоги. Смысла искать — не найти. Чувство железной дороги... Поезд на третьем пути. После 2-й мировой войны, во время которой Дон-Аминддо занимал антифашистскую позицию, он уехал из Парижа в Монпелье, затем в Йер, Он почти не печатался, живя уединенно и называя себя “иеромонахом”. По свидетельству Седых, ежедневные фельетоны в газетах он заменял письмами в Америку, которые были столь же блистательно остроумны.