Цзюаньцзы – человек культуры

В Китае можно было купить должность, но репутацию “человека культуры” нельзя было купить ни за какие деньги. В традиционном обществе существовал культ грамотности, культ знаний, культ книжника. Формула Конфуция “жизнь есть учение” претворялась в жизнь. Чиновников-цзюаньцзы и свободных служителей муз называли “аристократией тушечницы”.

Цзюаньцзы были творческими людьми: поэтами, писателями, художниками. При этом они считали себя убежденными дилетантами. Они создавали шедевры, играючи в прямом смысле этого слова: ради собственного удовольствия, в подарок другу, невзначай, “по случаю” - и могли сжечь, уничтожить прекрасные стихи и картины. Они никогда не торговали произведениями своего искусства.

Образ жизни цзюаньцзы определялся их тягой к постоянному размышлению и творческому осмыслению мира вокруг них. Они предпочитали общество себе подобных, не скрывая, а подчеркивая свою элитарность. В 16 – 17 веках было модно создавать общества любителей “изысканных” занятий и досуга: общества любителей книг, музыки, снов, птичьего щебета, созерцания луны, обоняния благовоний и т.д. Они совершали прогулки в горах, удили рыбу, играли в шашки, беседовали с друзьями.

Увлекались конфуцианской разновидностью медитации: неподвижное сидение в течение нескольких часов, запись своих снов, ведение дневника, откровенная переписка с друзьями о своих душевных переживаниях и впечатлениях, исповедальная литература. Вот пример результатов медитации, записанный ученым Гао Паньлуном, просидевшим в лодке в течение длительного времени: “Опутывавшие меня тревоги исчезли, и словно тяжкий груз упал с моих плеч. Молния прошла сквозь меня, и я почувствовал себя слившимся с Великим Превращением. Для меня исчезло различие между небесным и человеческим, внутренним и внешним. Я всегда относился с недоверием к тем, кто говорил о величии высшего прозрения. Теперь я понял, что в просветленности нет ничего необычного”.

Благородные мужи увлекались и странствиями - для “просветления души”.

Во время путешествий , как они полагали, обостряется внимание, восприятие красоты мира, в пути вспыхивают “прозрения” о жизни, Пути.

Принципом жизненной позиции совершенномудрых было “превозмогание обыденной действительности”. Они стремились к уединению, отчуждению, чтобы не утратить со-общительности с космосом, созвучие с Природой. Они были “погребены среди людей”, отрешены от мирской суеты. Своим отшельничеством, “в глуши гор и лесов”, они помогали “исправить” нравы. Традиционным идеалом цзюаньцзы было “превратиться в Одинокого” - мудреца, правителя, святого.

Цзюаньцзы должны были стать образцом связи-равновесия индивидуального со вселенским в человеке: “Внимайте внутреннему, но не замыкайтесь на том, что внутри. Откликайтесь внешнему, но не стремитесь к тому, что вовне. Действуйте, всегда пребывая в покое, и храните покой, всегда действуя. Как коромысло весов, уравновешивающее всякий вес: не наклоняйтесь вперед и не отклоняйтесь назад, нигде не останавливайтесь и ничем себя не стесняйте, ничего не таите в себе и ничему не позволяйте себя увлечь, постигайте вещи изнутри и странствуйте вовеки…” (Хао Цзин, 13 век).

Духовная драма “людей культуры” заключалась в разрыве идеала и действительности: миф о справедливости управления разбивался о тысячи несправедливых деяний, миф о родственном согласии в семье и государстве так и оставался мифом, но они в течение столетий продолжали верить в слова Конфуция: “Человек расширяет Путь, а не Путь – человека”.