Чань-буддизм и культура Китая

Буддизм, как известно, возник в Индии в шестом веке до н.э. В Китай он приходит в первом веке н.э., “переводится” на язык китайской культуры, а чань-буддизм как самостоятельное направление в китайском буддизме утверждает себя в пятом-шестом веке н.э. Он становится частью Триединого учения (конфуцианство, даосизм, буддизм). Чань-буддизм – продукт синтеза индийского буддизма махаяны прежде всего с даосизмом, но частично и с конфуцианством.

Здесь уместно напомнить, что основное внимание в конфуцианстве уделяется социальным отношениям: человек-человек, человек-общество, человек-государство; в даосизме - отношениям человек-природа, в буддизме же главное отношение - человек и его сознание, человек и его психика.

Мир, с точки зрения буддиста, психоцентричен, это – психокосмос, он создается кармой живых существ и рассматривается только в соотнесенности с ними. Бытие человека проходит в иллюзорном, сансарном мире. Сансара – это страдание ( она трактуется также как непостоянство, пустотность, бессущностность). Цель буддийского учения – спасение живого существа от этого сансарного бытия, выход из круга рождений и смертей, достижение освобождения или нирваны.

Буддизм махаяны, который был воспринят в Китае, вкратце можно охарактеризовать так. Махаяна признает истинно сущим то, что не возникает и не исчезает. Понятие дхармы имеет несколько переводов-значений: закон, истина, учение Будды, справедливость, добрые дела, Вселенная как объект мысли. В последнее время дхарма трактуется как психофизическая структура, элемент сознания. Дхармы образуют все существа и все явления этого мира. Поток дхарм формирует сознание. Дхармы вступают в различные комбинации, формируемые кармой.

Карма – это сознательные деяния человека в течение жизни, она наследуется от прежних существований и творится настоящей жизнью. В каком-то смысле это – память, или подсознание, от которого ничего не утаится. Существует закон высшей справедливости – его еще называют законом воздаяния – по которому абсолютная справедливость рано или поздно обнаруживает себя и воздает за добрые и за дурные дела человека. Он понимается и как космический закон восстановления равновесия. Мировая карма творится всем человечеством, национальная карма – нацией, а индивидуальная карма – усилиями каждого отдельного человека.

Понятие нирваны включает в себя успокоение, угасание вибраций дхарм, снятие страданий.

Китайцев привлекло в буддизме не понятие нирваны как таковое, а представление о мире как бесконечном Превращении, трансформации, поскольку именно этот мотив был близок и понятен китайцам. Мотив страдания ( “рождение – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, скорбь, горе, несчастье, отчаяние – страдание, союз с нелюбимым – страдание, неполучение страстно желаемого – страдание, любая привязанность к земному – страдание”) в Китае не нашел особого развития. Буддийская идея повторных смертей и рождений акцентировала их внимание не на неудовлетворенности этой жизнью, а на надежде в каком-то другом рождении познать счастье. Китайские буддисты стремились, по выражению Е.А.Торчинова, не столько к “освобождению от…”, сколько к “освобождению для…”. Отсюда понятно предпочтение махаяне с ее идеалом Просветления (бодхи), а не хинаяне с ее идеалом нирваны.

Кроме того, буддизм хинаяны предполагал самоотречение ради собственного спасения, а махаяны – ради спасения других. Это тоже было ближе китайцам.

Буддизм, в отличие от христианства и ислама ( Вебер определял эти религии как “овладевающие миром”, конфуцианство он назвал религией, приспосабливающейся к миру, а буддизм – “убегающей от мира” религией), нигде не вытеснял традиционную культуру тех стран, куда проникал. Он вбирал в себя традиционные ценности китайцев – такие, как, например, “сыновья почтительность”. Буддийская традиция предполагала уход из семьи, разрыв всех родственных привязанностей – тем не менее такой уход трактовался как забота ушедшего о спасении всех людей, в том числе и оставленных родителях. Кроме того, буддийские монахи осуществляли все обряды, связанные с уходом человека из жизни – а это тоже трактовалось как почтение к родителям, уход за могилами предков, что было непреложной конфуцианской традицией.

Идея срединного пути была созвучна идее Середины в конфуцианстве, она была призвана обезопасить людей от крайностей, ошибок. Идея диалога, а не конфликта роднила буддизм с традиционными китайскими учениями. Идея самосовершенствования, личной ответственности за себя и свою судьбу (“будьте сами себе светильниками”) совпадала с конфуцианской трактовкой .

Буддизм чань апеллирует к природному началу в человеке, защищает природу и естественное начало в человеке от насилия со стороны общества, ритуала ли, антропоцентристской этики конфуцианства – это сближало буддизм с даосизмом.

В Китае появилась чань-буддистская личность, которая резко отличалась от конфуцианской. Если конфуцианец был человеком нормы, серьезным, рассудочным, то чань-буддист был человеком “озарения”, естественным, веселым, жизнерадостным, самим собой. Чань-буддист был более приспособлен к жизни, лучше действовал в проблемных ситуациях, меньше боялся перемен, был более выносливым и неприхотливым.

Чань-буддизм в Китае стал сугубо практической религией, в центре внимания которой оказалась особая психокультура, сведшаяся к изучению психотреннинга. К.Хайерс определил формулу медитации (“чань” означает “сидение”) по-китайски так: “рай, потерянный рай, обретенный рай”.

“Рай” - это обычная жизнь обычного человека, не приступившего к практике чань-буддизма, когда горы – это горы, реки – это реки, т.е. мир воспринимается глазами обыкновенного, рядового человека.

“Потерянный рай” - это время медитации, когда “глаза обращены внутрь себя”. По легенде, первый индиец, принесший буддизм в Китай – Бодхидхарма – сидел перед белой стеной в течение девяти лет. Под присмотром учителя ученик сидел часами перед стеной, скалой и т.п., в позе лотоса и погружался в состояние хаоса обрывков мыслей, чувств, исчезновения “я”, в ощущение “пустотности”, иллюзорности всего, что вокруг. При подходе к “озарению”, когда хаотическое душевное состояние достигало апогея, переживалась символическая смерть –“великая смерть”. Учитель в этот момент применял методы шокотерапии – внезапные удары сыпались на ученика, грязная ругань, либо просто совершенно неожиданный вопрос, цитата и т.д. После этого наступало “освобождение”, сопровождающееся смехом, криками. ( для некоторых медитирующих дело заканчивалось тем, что они оставались на стадии “счастливых идиотов”, не имея психических сил выйти из этого состояния – в таких случаях винили учителя, который взял в ученики неподходящего человека).

Результатом “озарения” становилось состояние “обретенного рая”. Мир остается прежним, меняется взгляд на мир, т.е. мироощущение и мироотношение. В процессе психотреннинга обострялась память, усиливались и обогащались эмоции, убыстрялось мышление. Все это было очень важным для творческих натур – они научались вводить себя в одухотворенное состояние, возвращаться “к изначальной природе”. У них повышалась работоспособность, устанавливался оптимальный режим жизнедеятельности, раскрывались “запасные”, “резервные” силы психики, вырабатывалась целостность и спонтанность восприятия, интуитивная мгновенное “схватывание” ситуации, мгновенная реакция ( а не последовательное продумывание ситуации, как у обычных людей).

“Возвращение к изначальной природе” означало восстановление детского реагирования. Известнейший специалист по буддизму Судзуки пишет об этом так: “Детскость должна быть восстановлена после многих лет тренировок в искусстве самозабвения. Когда она восстановлена, человек думает, но уже не рассуждает. Он думает столь же естественно, как дождь проливается с неба, он думает подобно зеленой листве, распускающейся под легким земным ветерком. Воистину он есть дождь, море, звезды, листва. Когда человек достигает такой стадии духовного развития, он становится художником жизни. Он уже не нуждается, как живописец, в холсте, кистях и красках…Его руки и ноги являются кистями, а вся вселенная – холстом, на котором он пишет жизнь в течение 70, 80 или даже 90 лет”.

В культурной традиции Китая медитация должна была быть активным процессом, работой по очищению сознания, чтобы в результате “читать каждый лепесток как глубочайшую тайну бытия”, “превращать нашу обыденную жизнь в нечто подобное искусству”.

В жизни, литературе, поэзии китайские буддисты не относились к смерти как к трагедии. Они считали, что со смертью разрушается лишь данная форма, оболочка, элементы бытия – дхармы - затухают, перегруппировываются в другие формы, а суть переходит в иное состояние, обусловленное кармой, законом воздаяния.

Чань-буддизм оказал громадное влияние на все виды искусства в Китае, на бытовую культуру, на мышление и, в конечном счете, на менталитет традиционного китайского общества.