Китайская проза и поэзия

Словесность в китайской традиции была призвана не выражать, а скрывать, ограждать неназываемое. Вольтер говорил, что из всех народов мира китайцы написали больше всех, чтобы сказать меньше всех. Всегда присутствовали два смысла – очевидный и скрытый.

В традиционной литературе, как и в любом творчестве в Китае, наблюдается синтез трех традиций – конфуцианской, буддистской, даосской. На 80 или 90% всех книг приходятся исторические сказания (повести, романы, хроники). В YIII – X вв. в Китае бурно развивается народное зрелищное искусство. На ярмарках выступали певцы, танцоры, кукольники, актеры пантомимы, фехтовальщики на мечах. Среди них были и рассказчики, которые изо дня в день рассказывали об исторических событиях древности. Первыми такими рассказчиками были буддийские монахи, которые пересказывали жития Будды и его учеников, потом профессиональный устный рассказ пополнялся историческими и героическими сюжетами.Чтобы люди приходили слушать продолжение рассказа, надо было закончить повествование дня на загадочном повороте сюжета. Эти устные эпопеи стали записывать, и появилась особая литература, в которой исторические факты соединялись с легендами, преданиями.

В XIII – XIVвв. были созданы крупномасштабные эпопеи: историческая – “Троецарствие”, героическая – “Речные заводи”, фантастическая – “Путешествие на Запад”, в которых сохранялась манера устного повествования. Главы книг назывались пространно, таким образом, чтобы настроить читателя на завлекательность интриги. В “Речных заводях”, например, глава первая называлась так: “Глава первая, повествующая о том, как учитель фехтования Ван тайком отправился в областной город Яньань и как Ши Цзинь учинил буйство в своем поместье” .

Династийные романы , начиная с “Троецарствия”, стали популярным жанром исторической прозы вплоть до XIX –XX вв. Биографические романы были не менее популярными. После “Исторического повествования о полководцах из семьи Ян” были написаны романы о Кун-цзы (Конфуции), Лао-цзы, Хун Сюцюане – лидере тайпинов, Линь Цзэсюе, спровоцировавшем начало первой “опиумной” войны своими радикальными действиями против англичан, Сунь Ятсене, Кан Ювэе и т.д. Особенно большими тиражами эти романы переиздавались в Гонконге и на Тайване.

В традиционном Китае считалось, что проза значима не сама по себе, она представляет интерес настолько, насколько она связана с историей. Для традиционной прозы характерна постоянная апелляция к канонам, частые ссылки на них. Общественная значимость художественной литературы определялась приносимой пользой в идеологическом, воспитательном плане. История для конфуцианцев всегда играла важную роль, (даосы не признавали никакой значимости истории) она была синонимом древности, а “древность есть зерцало”, это идеальная субстанция, в которой сопоставлялись другие виды творческой деятельности. “В шестикнижии нет ни одной книги, которая не была бы историей”. Пиетет, почитание старины, сакрализация древних правителей опирались на сентенцию Конфуция: “Я передаю, но не создаю. Я верю в древность и люблю ее”. К литературному творчеству относились как к пустой затее, если оно не было обусловлено полезностью. Литература несла в себе воспитательную функцию, через нее прививалась мораль. “Польза” художественной литературы была в том, что она обладала большим воздействием на людей, вымысел помогал раскрыть, наполнить описанием нравов, характеров, времени сухие исторические хроники и канонические книги, непонятные рядовому читателю. У Вояо в 1906г. писал: “У меня есть большое желание создать исторический роман, чтобы сегодняшний читатель прозы мог бы завтра читать официальную историю и понять ее смысл, чтобы тот, кто читал официальную историю вчера и не вник в нее, читая прозу сегодня, мог сам приобщиться к событиям истории”.

Император традиционно интересовался делами в литературе, писал предисловия, а то и самостоятельные произведения. Редактура декретов императора считалась важным государственным делом, ибо превосходному содержанию должна была соответствовать превосходная форма, редакторы должны были следить за совершенством стиля издаваемых постановлений. Цензура была особо жесткой при Цинах. Проводились книжные инквизиции, изымались и уничтожались тысячи книг, в которых , по мнению цензоров содержался какой бы то ни было намек на плохое управление государством манчжурами и давалась хорошая оценка династии Мин, когда Китаем управляли ханьцы, т.е. китайцы.

Золотой век китайской художественной прозы пришелся на стык правления династии Мин и Цин. Среди сотен романов и повестей, как материки среди островов, попрежнему высились книги жанра “историческая проза”, которые назывались в Китае цзянши. Но в это время – конец XVI в. – возрастает общая грамотность, развивается книгопечатание, его коммерциализация, наступает расцвет новых жанров в литературе. Появляется бытовой роман, книги афоризмов, дневники, записи снов, священные тексты буддистов, сексуальные трактаты, календари, справочники и т.д.

Самым известным и популярным бытовым романом, который переиздается до сих пор и в Китае, и в других странах ( у нас он издан несколькими издательствами в разном оформлении) стал роман под названием “Цзинь, Пин, Мэй или Цветы сливы в золотой вазе”. События в романе относятся формально к XIIIв., но фактически описывается современная автору жизнь XVIв. (автор до сих пор не известен). Впервые речь ведется о могуществе денег и падении нравов. Кредо автора находим в ХХХ главе, в обращении к читателю: “Да, читатель. Император Хуэй-цзун утратил бразды правления. У власти стояли лицемерные сановники, двор кишел клеветниками и льстецами. Преступная клика торговала постами и творила расправу. Процветало лихоимство. Назначение на должность определялось весом полученного серебра: в зависимости от ранга устанавливалась и взятка. Преуспевали ловкачи и проныры, а способные и честные томились, годами ожидая назначения. Все это привело к падению нравов”. Новаторство романа состояло и в том, что главное внимание уделялось частной жизни главного героя, Симынь Цина – полуграмотного торгаша, кутилы, распутника, видевшего смысл существования в обогащении и чувственных наслаждениях. В романе перед читателем проходит бесконечная панорама социальных типов того времени: шести жен главного героя, распутных монахов, грубых и корыстных монахинь, певичек из веселых домов и т. д. Описывая оргии Симынь Цина, его подлые делишки, автор наказывает его: в 33 года герой умирает от чрезмерного распутства, его дочь кончает самоубийством, распутного мужа дочери убивают, пятая жена гибнет от руки младшего брата ее первого мужа, которого она в свое время отравила, в 29 лет гибнет самая красивая жена, его сын, родившийся в день его смерти, в 15 лет уходит в монахи, т.е. главному герою уготована самая страшная кара – прекращение рода, “могильное сиротство”. Разгул страстей показывался гипертрофированно, чтобы заклеймить и осудить , напомнить читателю о норме, о морали, о середине. “Нравственность и добродетель сдерживают рвущееся наружу, переливающееся через край. И тот, кто обладает двумя этими качествами – не погибнет, будь то знатный или худородный. Исстари так повелось”, - звучит назидание автора. В то же время роман был своего рода протестом против изображения слишком уж запрограммированного человека долга, а не чувства, против пут тысяч правил и предписаний – очевидно, читатели в первую очередь здесь видели замысел автора.

В конце XVIв. У Чэньэнь написал роман “Путешествие на Запад” , в котором явно просматривалось влияние чань-буддистской традиции. Речь в нем идет о паломничестве – путешествии в Западные края – обитель Будды – Танского монаха и трех его помощников. Цель путешествия – освобождение сознания от пут страстей, искупление паломничеством своих прегрешений.

В 1641г. Дун Юэ пишет знаменитый роман “Новые приключения обезьян”. Это роман-притча о человеческих иллюзиях, которые кроются в страстях. Иллюзорно-реальный мир – это мир человеческих чувств, проявляющихся и действующих в повседневной жизни людей. Используя мотив сна, автор свободно вводит в роман фантастические, гротескные образы, позволяющие ему высмеивать государственный уклад: нравы императорского двора, экзаменационную систему, порядки в армии. Упоминание о татарах относится, вероятно, к манчжурам. Тема сна позволяет автору трактовать его как путь к пробуждению, освобождению от страстей. Дун Юэ пишет: “Чтобы прозреть до конца великую правду, прежде нужно вырвать корни страстей, а чтобы вырвать корни страстей, прежде нужно погрузиться в стихию страстей. Лишь погрузившись в пучину страстей мира и узрев пустотность корней их, вырвешься из пут страстей и познаешь подлинность истока истины”. “Пробуждение сквозь сон” - основная идея романа. В.В.Малявин делает такое заключение по поводу этого романа: “Подлинность нашего сознания спрятана в самом сердце наших иллюзий, истинное удостоверяется ложным и отличимо от него лишь внутренним опытом – таков урок романа Дун Юэ, и этот урок, заметим, есть лучшее оправдание искусства”.

В ХУ11 столетии расцветает жанр афоризма. Следует вспомнить, что основоположники конфуцианства и даосизма выражались исключительно лаконично и глубокомысленно, это положило начало традиции. Любовь китайцев к афоризмам прорастает в их увлечение эстетикой минимализма: фрагмент, миниатюра, набросок, выращивание миниатюрных садов или “пейзажей на подносе”. Хун Цзычен написал книгу афоризмов под названием “Вкус корней”. Вот некоторые из его афоризмов:

“Не жажди успеха в мире. Не впасть в заблуждение – это уже успех. Не ищи милости людей. Не заслужить их ненависти – это уже милость”;

“О своих заслугах перед другими нельзя не помнить.О милости других к себе нельзя забывать. А об обидах, нанесенных вам, нельзя не забыть”;

“Когда на сердце светло, в темном подземелье блещут небеса. Когда в мыслях мрак, при свете солнца плодятся демоны”.

“С человеком скрытным и молчаливым нельзя быть откровенным. С человеком злым и самовлюбленным нужно держать язык за зубами”.

В конце ХУ11 века появляется один из лучших сборников афоризмов в китайской литературе – “Тени глубокого сна”, написанный Чжан Чао. Вообще ХУ11 век = это золотой век афористической словесности в Китае, когда появились десятки собраний афоризмов. Афоризмы – это поток внутренней, глубинной жизни души. В отличие от афоризмов европейских авторов, китайские афоризмы не являются средством утверждения человеческой субъективности, противостояния “мыслящей личности” и остальных. В них нет ничего навязчивого. “В китайских афоризмах, - пишет В.В.Малявин, - творческая жизнь возвращается в лоно культурной традиции, а культура примиряется с жизненным опытом”. Вот некоторые из афоризмов Чжан Чао:

“Если у вас есть хотя бы один близкий друг, вам негоже роптать на судьбу. Вы не одиноки сами, а благодаря вам в мире одним одиноким человеком меньше”;

“Юноша читает книги, словно смотрит на луну из глубокой ямы. Человек средних лет читает книги, словно смотрит на луну во дворе. Старец читает книги, словно любуется луной с высокой террасы. Глубина их понимания зависит от высоты их положения”:

“Пей вино, но не буйствуй во хмелю. Люби женщин, но не истощай своих сил. Трудись ради денег, но не позволяй им владеть твоим сердцем. Живи неистово, но не теряй головы.”;

“Лучше быть бедным и жить в праздности, чем быть богатым и всю жизнь изнемогать в трудах. Лучше стыдиться своего богатства, чем гордиться своей бедностью”;

“Лучше иметь умную жену, чем красивую наложницу, и лучше иметь душевный покой, чем горы золота”

“Начитанность в книгах хотя и не приносит в жизни выгод, а все же лучше невежества. Возвышенность духа заслуживает восхищения, но она не должна означать незнания жизни как она есть”.

“Мужчина любит женщин, как путник, мучимый жаждой, тянется к воде. Оттого, удовлетворив страсть, он теряет интерес к предмету своих вожделений. Женщина любит мужчину, как путник, томимый жаждой, стремится к прохладе. Оттого, даже достигнув желаемого, она не пресыщается любовью”.

Литературная традиция Китая богата и разнообразна, она вдохновляет и будет вдохновлять не одно поколение творцов.