ФЕДОТОВ Георгий Петрович

(1.10.1886, Саратов — 1.9.1951, Бэкон, шт. Нью-Джерси, США) — христианский мыслитель, церковный историк культуры, публицист. Родился в семье управляющего канцелярией саратовского губернатора Петра Ивановича Федотова. После его кончины всю заботу о детях (Георгию — старшему из них, было всего 11 лет) взяла на себя мать, Елизавета Андреевна (урожд. Иванова), бывшая учительница музыки; несмотря на материальные трудности, она сумела дать детям приличное образование. Георгий поступил в 1-ю воронежскую гимназию; в средних и старших классах он вынужден был обучаться за казенный счет и даже один год провести в интернате. Не отличавшийся крепким здоровьем, тихий и скромный по натуре, мальчик не мог вполне разделять увлечения своих сверстников. Однако он выделялся необычайными способностями, особенно к гуманитарным наукам. В гимназии Федотов зачитывался произведениями Белинского, Добролюбова, Писарева, Щедрина, Михайловского, Шелгунова и властителей дум тогдашней молодежи — Горького, Андреева, Чехова, Скитальца, а в старших классах увлекся марксизмом и сблизился с социал-демократами. Приверженность неписанному кодексу русской интеллигенции и озабоченность социальной проблемой сохранились у Федотова на всю жизнь.

С постепенным угасанием нэпа таяли надежды на свободное творчество. Из-за ужесточившейся цензуры осталась неопубликованной статья Федотова “Об утопии Данте”. В конце концов под благовидным предлогом работы в иностранных библиотеках Ф. решился навсегда покинуть родину. В начале сентября 1925 он отправился по французской визе через Берлин в Париж. Надежды на работу в частных издательствах или публикацию научных статей во французских исторических журналах оказались неосуществимыми. Но уже зимой 1926 Федотов выступил с блестящими статьями “Три столицы” и “Трагедия интеллигенции” в евразийском журнале “Версты”, хотя вовсе не разделял евразийской позиции, усматривая истоки русской культуры в ориентализированном христианстве Византии, связавшей Русь с наследием греко-римского мира, т.е. с европейским культурным типом, За этими работами, принесшими ему известность, последовали статьи, эссе, рецензии в крупнейших периодических изданиях русского зарубежья: бердяевском “Пути” и двухнедельнике А.Керенского “Новая Россия”, “Современных записках” и “Вестнике РСХД”, “Числах” и “Православной мысли” и др. Энциклопедическое разнообразие тем от социализма до поэзии В.Ходасевича, блестящий литературный талант и дар публициста, поразительная независимость, глубина и парадоксальность мысли, тонкое понимание нюансов духовных процессов в культуре, безупречная нравственная позиция христианина вскоре выдвинули Федотова в число наиболее ярких мыслителей эмиграции, а его публицистику сделали заметным явлением культурной жизни русского зарубежья.

В эмиграции Федотов являлся одним из активных сторонников экуменического движения и с середины 30-х неизменным участником экуменических съездов. Участвовал он и в работе Русского студенческого христианского движения. На Клермонском съезде летом 1927 Федотов познакомился с Е.Скобцовой (матерью Марией) и И.Фондаминским, близкую дружбу с которыми поддерживал вплоть до их гибели в гитлеровских лагерях смерти. В 1931-39 Ф. совместно с философом Ф.Степуном и Фондаминским издавал журнал “Новый Град”, провозгласивший в своей программе идею конструктивного переустройства общества на принципах свободного социального и культурного строительства в духе христианства.

Дальнейшая судьба историка определилась приглашением его в 1926 в парижский Православный богословский институт, где он преподавал историю Западной церкви, латинский язык и, позднее, агиологию. Исследование русской святости и, в целом, духовности вылилось в небольшие по объему, но значительные по содержанию книги “Святые Древней Руси” (1931) и “Стихи духовные” (1935). В первой — Федотов ставил своей задачей найти “русскую ветвь православия”, основываясь на изучении русской житийной литературы, а во второй — осмыслить особенности русского духовного типа, анализируя по духовным стихам нижние пласты народной религиозности. Эти работы, подготовленные отчасти исследованиями историка А.Кадлубовского, явились предварительным материалом для основного произведения Федотов — “The Russian Religious Mind”, которое задумывалось как обширное сочинение по истории русской духовной культуры, охватывавшее период с Х по XX вв. Этот уникальный по масштабу и замыслу труд, к которому мыслитель приступил лишь в конце жизни, находясь в США, так и не был закончен (вышла всего одна книга, посвященная Киевской Руси; 2-й незавершенный том появился уже после смерти историка под редакцией о. И.Мейендорфа).

В 1932 вышла книга Федотова “И есть, и будет”, в которой он предложил свое понимание причин и развития революции, утверждал, что она отнюдь не была неизбежной. В брошюре “Социальное значение христианства” (1933) он доказывал, что, хотя христианство не содержит какой-либо социальной доктрины, тем не менее для христианской совести невозможно игнорирование социальных проблем, а социальная этика составляет неотъемлемую часть святоотеческого предания. Христианско-гуманистические ценности культурного и социального творчества противополагаются торжеству обездушенной мощи современной цивилизации в статье “Ессе Homo” (1937). В работе “Эсхатология и культура” (1938) он настаивает на самоценности этого творчества перед лицом эсхатологических ожиданий, выдвигая смелую для ортодоксии гипотезу о воскрешении культуры, подобно человеческим телам. Вершиной публицистики Федотова этого периода явились три статьи, объединенные общим названием “Письма о русской культуре”. Столь свойственная мыслителю историческая интуиция достигает тут особой остроты. Переосмысливая прошлое и настоящее России, он стремится заглянуть в “завтрашний день”, понять резкую грань, проведенную через русскую историю и культуру революцией. Солидаризируясь с Н.Бердяевым в признании противоречивого дуализма национальной души, которая “не дана в истории”, а является сменой исторических форм, подобно чередованию звуков в музыке, Федотов показывает, что революция смела верхний европеизированный слой русской культуры, обнажив ее “московские” основания. Этот духовный тип оказался легко вовлеченным в тоталитарную цивилизацию Запада, нивелировавшую все национальные культурные различия (“Русский человек”, 1938). Поэтому “Завтрашний день” (1938) русской культуры безрадостен, если нация не найдет в себе силы к духовному возрождению и исполнению своей культурно-исторической миссии. Это, в свою очередь, станет возможным, по мнению Ф., если интеллигенция примет на себя роль духовной аристократии, способной обеспечить движение культурных токов (“Создание элиты”, 1939).

Некоторые из неоднозначных публицистических высказываний Федотова в “Новой России” в конце 30-х вызывали возмущение и осуждение профессоров Богословского института, давно указывавших на непозволительно левый уклон его статей. Разразился скандал, на Федотова обрушился шквал критики. В статье “Есть ли в православии свобода мысли и совести” Бердяев выступил на защиту Федотова подчеркивая политический аспект порицания профессорами института высказываний своего коллеги. Сам Федотов не участвовал в публичной полемике (он находился тогда в Англии), не желая подводить под удар институт, но в отставку не подал и в “Новой России” писать не перестал.

После начала 2-й мировой войны и оккупации Парижа нацистами Федотов вынужден был перебраться на юг Франции. Здесь он оказался на острове Олероне, занятом немцами. Однако не терял присутствия духа, отдавшись давно задуманной работе — переводу Псалмов на русский язык. Неожиданно, благодаря помощи Американского Еврейского рабочего комитета, представилась воможность перебраться в США. Путешествие в Новый Свет затянулось почти на 8 месяцев, во время которых он то и дело был на краю гибели. Однако все окончилось благополучно, и 12.9.1941 Ф. вступил на американский берег. Вначале Федотов жил два года в Нью-Хейвене. Сразу найти подходящую работу оказалось непросто. В 1943 он принял предложение занять должность профессора истории в открывшейся Свято-Владимирской семинарии в Нью-Йорке, где оставался до конца своих дней. Последнее американское десятилетие жизни и творчества русского мыслителя .отмечено рядом статей в одном из крупнейших периодических изданий эмиграции — “Новом журнале”. Эти работы относятся, по свидетельству Степуна, к лучшему, но и наиболее спорному, что было написано Ф. (“Новое отечество”, 1943; “Загадки России”, 1943; “Рождение свободы”. 1944; “Россия и свобода”, 1945; “Запад и СССР”, 1945; “Между двух войн”, 1946; “Судьба империй”, 1947; “Народ и власть”, 1949; “Христианская трагедия”, 1950 и др.). Одновременно он выступал с публичными лекциями в “Обществе друзей Богословск го института в Париже”, публиковался в эсеровском журнале “За свободу”, составлял антологию “A Treasury of Russian Spirituality”, сотрудничал в ряде американских изданий (в частности, журнале “Christianity and Crisis”, редактировавшемся Р.Нибуром). Даже прогрессирующая сердечная болезнь не заставила его отказаться от напряженной творческой работы.

После двухнедельного пребывания в госпитале города Бэкон (шт. Нью-Джерси) Федотов скончался за чтением “Вильгельма Мейстера” Гёте.