ГИППИУС Зинаида Николаевна

(псевдоним Антон Крайний) (8 ноября 1869, Белев, Тульская губернии — 9 сентября 1945, Париж) — поэт, прозаик, литературный критик. Отец из немецкой семьи, про живавшей с XVI в. в России; мать — дочь екатеринбургского полицмейстера. Из-за болезни легких Гиппиус не получила систематического образования, жила с матерью (отец умер в 1881) в Ялте и на Кавказе. В Боржоми познакомилась с Дмитрием Мережковским, 8 января 1889 г. обвенчалась и уехала с ним в Петербург. Этот духовный и творческий союз продолжался 52 года и описан в неоконченной книге Г. “Дмитрий Мережковский” (Париж. 1951; М., 1991).

Мережковский и Гиппиус надеялись на свержение большевистской власти, но, узнав о поражении Колчака в Сибири и Деникина на юге, решили бежать из Петрограда. 24 декабря 1919 г. они совместно с их другом Д.Философовым и секретарем В.Злобиным покинули город, якобы для чтения лекций в красноармейских частях в Гомеле; в январе 1920 г. перешли на территорию, оккупированную Польшей, и остановились в Минске. Здесь Мережковские читали лекции для русских эмигрантов, писали политические статьи в газете “Минский курьер”. В феврале 1920 г. переехали в Варшаву, где занялись активной политической деятельностью. Жизнь снова наполнилась для них смыслом — борьбой за свободу России. Гиппиус стала редактором литературного отдела в газете “Свобода”. Из Парижа приехал Савинков, чтобы совместно продолжить борьбу против большевизма. Гиппиус и Савинкова связывала долголетняя дружба, она редактировала его роман “Конь бледный”, который привезла в Россию и напечатала в журнале “Русская мысль”. История взаимоотношений Гиппиус—Философов— Савинков рассказана в ее дневнике “Коричневая тетрадь” (Возрождение, 1970, № 221), являющимся эпилогом трех ранних дневников: “Дневник любовных историй”, “О Бывшем” (Там же, 1970, № 217-220) и “Варшавский дневник” (Там же, 1969, № 214-216). Темы и мотивы постоянно переплетаются в них, образуя прихотливый узор гиппиусовской прозы.

В Варшаве она быстро разочаровалась в газете “Свобода”, где ее, как она говорила, лишили какой бы то ни было свободы, и стала помогать Мережковскому в написании работы о правителе Польши Ю.Пилсудском, в котором они видели избранника Божьего для служения человечеству и для избавления мира от “безнравственного большевизма”. В Польше Гиппиус видела страну “потенциальной всеобщности”, которая может положить конец вражде разъединенных наций: преодолев долголетнюю взаимную ненависть, Польша и Россия перед лицом общей опасности большевизма должны создать союз братских народов. Гиппиус требовала от польского правительства признания, что Польша воюет не против русского народа и России, а против большевизма. В июле 1920 г. после такого заявления правительства Пилсудского Гиппиус, Мережковский и философов написали воззвание к русской эмиграции и к русским в России по поводу союза с Польшей. Однако, когда в октябре 1920 Польша подписала перемирие с Россией, Г. стала критически относиться к Пилсудскому, правительство которого официально объявило, что русским людям в Польше воспрещается критиковать власть большевиков под угрозой высылки из страны. Убедившись, что “русскому делу” в Варшаве положен конец, Мережковские 20 октября 1920 г. выехали в Париж.

Крушение судьбы и творчества писателя, обреченного на жизнь вне России — постоянная тема поздней Гиппиус. В эмиграции она оставалась верна эстетической и метафизической системе мышления, сложившейся у нее в предреволюционные годы в результате участия в Религиозно-Философском собрании и в Религиозно-Философском обществе. Эта система основывалась на идеях свободы, верности и любви, вознесенной до Христа. Поселившись в Париже, где у них с дореволюционных времен сохранилась квартира, они установили и возобновили знакомство с К.Бальмонтом, Н.Минским, И.Буниным, И.Шмелевым, А.Куприным, Н.Бердяевым, С.Франком, Л.Шестовым, А.Карташевым. Гиппиус поражала всех своей “единственностью”, пронзительно-острым умом, сознанием (и даже культом) своей исключительности, эгоцентризмом, нарочитой, подчеркнутой манерой высказываться наперекор общепринятым суждениям и очень злыми репликами. “Изломанная декадентка, поэт с блестяще-отточенной формой, но холодный, сухой, лишенный подлинного волнения и творческого самозабвения”.

В эмиграции Гиппиус переиздавала написанное в России (сб. рассказов “Небесные слова Париж, 1921). В 1922 г. в Берлине вышел сборник “Стихи: Дневник 1911-1921 ”, а в Мюнхене — книга четырех авторов (Мережковский, Гиппиус, Философов и Злобин) “Царство Антихриста”, где впервые опубликованы две части “Петербургских дневников” со вступительной статьей Гиппиус “История моего дневника”. В 1925 г. в Праге вышел двухтомник ее мемуаров “Живые лица” (Л„ 1991; Тбилиси, 1991), в котором воссозданы литературные портреты Блока, Брюсова, А.Вырубовой, В.Розанова, Ф.Сологуба и др. В.Ходасевич высоко оценил художественное мастерство этих мемуаров, но опроверг “слухи”, приведенные Гиппиус, в частности, о Горьком и Розанове. Ответное письмо Ходасевичу Гиппиус закончила словами: “Вы больше любите Горького, я — больше Розанова”. И.Одоевцева выделяла мемуары Гиппиус: “Проза Гиппиус не очень хороша. Она — поэт, она — критик. Но прозаик слабый. Исключение — “Живые лица”.

В 1926 г. Мережковские решили организовать литературное и философское общество “Зеленая лампа”, президентом которого стал Г.Иванов, а секретарем — Злобин. Общество сыграло видную роль в интеллектуальной жизни первой эмиграции и соединило лучших представителей русской зарубежной интеллигенции. Это было закрытое общество, которое должно было стать “инкубатором идей” и все члены которого были бы в согласии относительно важнейших вопросов. Первое заседание “Зеленой лампы” состоялось 5 февраля 1927 в здании Русского торгово-промышленного союза в Париже. Во вступительном слове Ходасевич напомнил о собраниях “Зеленой лампы” в начале XIX в., в которых принимал участие молодой Пушкин. Для Гиппиус зеленый цвет ассоциировался с верой в религию, в Россию, в высокие идеалы человечества. Стенографические отчеты первых пяти собраний напечатаны в журнале “Новый корабль”, основанном Гиппиус в Париже (редактор Злобин, Ю.Терапиано, Л.Энгельгардт). В своем докладе “Русская литература в изгнании”, прочитанном на первом заседании “Зеленой лампы”, Гиппиус говорила об особой миссии русской литературы в изгнании — необходимости учиться истинной свободе слова. Она предлагала отказаться от узости, от партийности и многих прежних “заветов”. Главной темой русской зарубежной литературы она считала правду изгнанничества и удивлялась, как могло случиться, что после 10 лет, в которые рушилось, полмира и все погибло для эмигрантов, люди продолжают писать в Париже так же и о том же, что и раньше. В этом она видела известную ущербность литературы в изгнании. Вместе с тем, сопоставляя эту литературу с советской, она предлагала конкретный исторический подход к этим двум явлениям: “Ведь когда мы просто литературу советскую критикуем, мы делаем не умное и, главное, не милосердное дело. Это все равно, как идти в концерт судить о пианисте: он играет, а сзади у него человек с наганом и громко делает указания: “Левым пальцем теперь! А вот теперь в это место ткни!” Хороши бы мы были, если б после этого стали обсуждать, талантлив музыкант или бездарен”. Этот образ “человека с наганом” воспринимался Гиппиус достаточно широко — как “приказ собственной воли”. Такое понимание восходит к статье Гиппиус “Как пишутся стихи” (созданной в том же году, что и известная статья В.Маяковского с аналогичным названием), в которой утверждается преемственность культурной традиции русского зарубежья.

В сентябре 1928 г. Мережковский и Гиппиус приняли участие в I съезде русских писателей-эмигрантов, организованном югославским правительством в Белграде. При Сербской Академии наук была создана издательская комиссия, начавшая выпускать “Русскую библиотеку”, в которой вышла “Синяя книга” Гиппиус

Тема свободы и вопрос, возможно ли подлинное художественное творчество в отрыве от родной почвы, оставались главными для Гиппиус на протяжении всех лет существования “Зеленой лампы”, прекратившей свои собрания с началом Второй мировой войны в 1939. Еще при обсуждении своего первого доклада в “Зеленой лампе” она с горечью говорила: “Некогда хозяин земли русской, Петр, посылал молодых недорослей в Европу, на людей посмотреть, поучиться “наукам”. А что если и нас какой-то Хозяин послал туда же, тоже поучиться, — между прочим и науке мало нам знакомой — Свободе?” Этой теме Гиппиус посвятила статью “Опыт свободы”, где говорила о свободе слова в эмиграции и в прежней России, о мере свободы и значении этого понятия: “Пусть не говорят мне, что в России, мол, никогда не было свободы слова, а какой высоты достигла наша литература! Нужно ли в сотый раз повторять, что дело не в абсолютной свободе (абсолюта вообще и нигде не может быть, ибо все относительно); мы говорим о той мере свободы, при которой возможна постоянная борьба за ее расширение. Довоенная Россия такой мере во все времена отвечала... Но признаем: общая свобода в России прогрессировала медленно, и понятие ее медленно входило в душу русского человека. Он — не писатель только, а вообще русский человек — не успел еще ей как следует выучиться, когда всякую школу захлопнули”.

С годами Гиппиус изменялась, младшее литературное поколение, начавшее писать в эмиграции, постоянные посетители “воскресений” у Мережковских и “Зеленой лампы” застали ее уже другой — обращенной к вечной теме “Сияний”, как называлась книга ее стихов, вышедшая в Париже в 1938 г. В ней было много горечи и разочарования, она стремилась понять новый мир и нового человека, чем этот человек жив, во что верит и что в нем истинно. Однако в чем-то основном, главном этот новый мир от нее ускользал. В поэзии и в жизни сердца у Гиппиус преобладало рациональное начало. Даже в Бога она верила умом, хотела верить в бессмертие души, но ей не было дано тех интуитивных прозрений, которые знал Блок. “Очарования”, “прелести”, “душевной теплоты”, как отмечали современники, в ней не было. “Но в ней есть порой холодный блеск взлетающей с земли ввысь ракеты — ракеты, обреченной неминуемо разбиться о какое-нибудь небесное тело, не будучи в состоянии вернуться назад и рассказать нам о том, что там происходит. И еще — много горя, боли, одиночества”

В июне 1940, за десять дней до оккупации немцами Парижа, Мережковские переехали в Биарриц на юг Франции. Отношение Гиппиус к фашистской Германии неоднозначно. Ей был неприемлем любой вид деспотизма, но чтобы сокрушить большевизм, она готова была сотрудничать хоть с дьяволом. И все же, несмотря на страстное желание видеть Россию свободной, она никогда не сотрудничала с гитлеровцами. Ю.Терапиано подчеркивал, что она “всегда была подлинной русской патриоткой, глубоко любящей свою родину”.