(26.1.1870, Пермь — 26.2.1944, Париж) — политик, историк, экономист, издатель. Сын пермского губернатора, внук астронома В.Струве.

В начале октября 1920, незадолго до эвакуации Врангеля, выехал с семьей из Севастополя и обосновался в Париже, подолгу живя также в др. центрах русской эмиграции: Праге, Берлине, Варшаве, Белграде. С первых месяцев эмиграции Струве вошел в ряд научных, общественных и политических русских организаций, предпринял несколько издательских, преподавательских и культурных начинаний, Стал членом Парижской и Брюссельской академических групп, членом правления Союза русских академических организаций за границей, членом Совета Института русского права при факультете права Парижа, участником съездов русских ученых с 1-го (Прага, 1921) по 5-й (София, 1930). Публицистическую деятельность дополнял систематической научной работой по истории и теории экономики, философии, социологии. Под псевдонимом Сергей Лунин опубликовал опыты в художественной прозе. Активно занимался литературоведением и литературной критикой, большой цикл работ посвятил А.Пушкину. Отказавшись от поста директора Экономического института в Софии (но продолжая контролировать местное Российско-болгарское книгоиздательство), с 1921 в Праге—Берлине возобновил издание журнала “Русская мысль” (до 1927), сосредоточившего прежние и новые литературные силы, среди которых выделялись его политические единомышленники З.Гиппиус, М.Ростовцев, И.Бунин и др. В мае 1922, по приглашению П.Новгородцева, стал профессором политической экономии Русского юридического факультета, состоявшего под протекторатом Пражского Карлова университета (до мая 1925).

Политическая позиция Струве в основных своих чертах сложилась во время его пребывания в правительстве Врангеля и зиждилась на признании невозможности реставрации дореволюционного порядка. Тем не менее в политической практике Струве придерживался идеи “революционной борьбы против коммунистической власти”, для чего требовалось создание широкого единого фронта русской эмиграции, на деле охватывавшего лишь право-монархическую ее часть; особо Струве выделял единомышленных ему “галлиполийцев” (та часть военной эмиграции, которая не оставляла планов вооруженной борьбы с большевиками). Убежденный в невозможности эволюции большевизма, Струве пропагандировал идею интервенции в СССР, а во 2-й половине 1920-х — начале 1930-х отдал существенную дань фашистско-нацистским искушениям правой русской эмиграции, полагавшей фашизм наиболее радикальным средством борьбы с коммунизмом. Однако в ноябре 1922 в Берлине, при встрече с многолетними своими единомышленниками С.Франком, А.Изгоевым и Н.Бердяевым, высланными из Советской России, Струве обнаружил свою изоляцию в кругу близкой ему либерально-консервативной традиции: в первую очередь в отношении анализа причин победы революции и большевиков в гражданской войне. Концепции “народной” революции Струве противопоставил бескомпромиссный общественный активизм, способный, по его мнению, если не переломить ход событий, то, по крайней мере, сохранить чистоту морального отвержения зла. Поэтому в середине 1920-х в эмиграции не осталось ни одного направления примирительного толка, с которым Струве не вел бы ожесточенной полемики (“сменовеховство”, евразийство, лично Бердяев). Политическое поправение Струве выразилось в его деятельной работе в Российском центральном объединении (председатель —до 1927), Национальном комитете (тов. председателя), в сотрудничестве с Российским общевоинским союзом.

С мая 1925 по просьбе промышленника А.Гукасова возглавил ежедневную газету “Возрождение” (Париж), в которую привлек Г.Трубецкого, С.Ольденбурга, Н.Арсеньева, И.Ильина, А.Тыркову, А.Амфитеатрова, И.Бунина, И.Шмелева, И.Бикермана и др. видных деятелей литературы. Тогда же Струве начал свой длившийся десятилетие “Дневник политика”, практически еженедельно освещавший важнейшие политические события вкупе с размышлениями автора по различным проблемам идеологии и общественных наук, мемуарные зарисовки, отклики на новинки художественной литературы и др. Избранный председателем организационного комитета Зарубежного съезда, в ноябре 1925 Струве сложил с себя полномочия, протестуя против внутренних интриг в политической эмиграции, мешавших “духовному цементированию” антибольшевистских сил. Несмотря на то, что и в апреле 1926 Струве пришлось председательствовать на съезде, его роль “политика вне политики” вызывала, вместе с уважением оппонентов, довольно прохладное отношение к нему как к человеку, мало приспособленному к партийному делу и чрезмерно самостоятельному, что не преминуло отразиться на его положении в газете, В конце концов, в августе 1927 Струве вынужден был покинуть “Возрождение” и учредить собственный орган — еженедельную газету “Россия” (1927, авг. — конец 1928). В условиях растущей политической изоляции Струве формулировал свою достаточно узкую платформу, на которой политическое объединение, им самим признаваемое носителем контрреволюционной диктатуры, могло существовать лишь в проекте. Струве писал об образе посткоммунистического “национального правового государства”; “прочно огражденная защита лица и сильная правительствующая власть”.

Большую часть своих сил Струве посвятил теперь научной работе, исполнению представительских функций (тов. председателя Экономического совещания Российского торгово-промышленного и финансового союза), преподаванию, выездным лекциям в Праге, Берлине, Варшаве, Белграде. После одной из таких поездок в Белград Струве обосновался там, с 1928 стал во главе отделения общественных наук местного Русского научного института, а в 1930—на съезде русских писателей и журналистов — председателем их Союза (до 1934), В институте читал курс лекций “Экономическая история России в связи с образованием государства и общим развитием культуры”, многочисленные доклады. Возникновение в Праге в декабре 1928 во главе с его ближайшими сотрудниками нерегулярной газеты “Россия и славянство” уже не изменило его положения на периферии общественной и политической жизни русской эмиграции. Струве лишь принимал посильное участие в выработке общей линии издания, привлекая к нему К.Бальмонта, П.Бицилли, В.Шульгина, КАрсеньева, С.Ольденбурга, Г.Трубецкого. В сферу своих научных интересов Струве включил историю языка и общественной мысли, литературную критику и др., но печатался все реже. Его рискованные, зачастую намеренно заостренные против политической конъюнктуры и умеренности, заявления, жесткая антисоветская и невнятная по отношению к нацизму позиции вызывали взаимоисключающие отталкивания в эмигрантской среде, особенно белградской, политический спектр которой был слишком поляризован, чтобы оставаться терпимым по отношению к политическим индивидуалистам типа Струве. Усилиями сербских радикалов и их русских единомышленников в апреле 1934 была сорвана вступительная лекция Струве в Белградском университете, и он вынужден был поступить лектором в удаленный и не знающий русского языка университет в Субботице.

Фактически отойдя от политической и активной общественной деятельности, Струве сосредоточился на систематическом изложении своих взглядов; результатом явились рукописи “Система критической философии” (погибла, содержание известно предположительно) и “Социально-экономическая история России...” (не окончена, опубл. в 1952), Перед лицом наступления Гитлера в Европе Струве все еще пытался согласовать свой, наконец, определившийся антифашизм с поддержкой его антикоммунистических планов, но оставался оптимистом относительно “победы англосаксонского мира и торжества дела свободы и права”. В мае 1939 Струве удостоился степени почетного доктора права Софийского университета. В мае 1941 по ложному доносу его арестовало гестапо и до июля содержало в заключении как “близкого Ленину человека”. В 1943 он переехал к сыну в Париж, где продолжал научную работу до самой смерти.